Сицилия встала, пытаясь рассмотреть в темноте узкого входа хоть кого-то, с кем разговаривал Питер: – Там никого нет.

– Есть. Он всегда знает все, он все видит и слышит, – ухватившись за прутья клетки, и рыча как зверь, говорил Питер. – И он здесь. Ведь он хочет видеть наше падение. Так ведь? Эй ты, выйди уже, хватит прятаться, – и опять его крик в темноту.

Селван крякнул в тот миг, когда темнота узкого входа подернулась дымкой и в комнату вошел мужчина: высокий, укутанный в плащ.

– Я никогда не прятался, а соблюдаю конспирацию. А мои игрушки мне не надоели, просто ты мой друг стал слишком непослушным. Самовлюбленный глупец, решивший, что может со мной тягаться. Я ведь дал тебе все, что ты хотел, а тебе хотелось большего. Ты стал неуправляемым Питер Итон, – голос был приятным, спокойным и немного ироничным. Мужчина двигался плавно, а когда снял капюшон с головы, Селвана увидела перед собой черноволосого сероглазого мужчину. – Ты ушел от меня сам, бросив все на брата и решив, что бордель – место, где ты сможешь утопить свою печаль.

– Я ушел, потому что больше не мог смотреть на то, что ты творишь, – ответил Питер.

– А что я творю? Улей? Там жизнь намного лучше той, что ты видел внизу, там чисто, а то, что маги пребывают в темноте иллюзий, так это для их блага.

– Блага? Ты возомнил себя королем…

– Я и есть король, – перебил его Герард. – не перегибай палку мой друг. Забыл как корчился у моих ног, как просил спасти брата, всего переломанного между прочим. Как соглашался на все мои условия, что уже забыл? И скоро у меня будет королева и тогда все это мне будет неинтересно.

– У тебя уже есть королева, – выплюнул Питер. И столько было в его голосе злобы, что Сицилия плечами передернула.

– Другая королева, добрая, светлая, милая, любящая, – Герард стоял перед клеткой Питера и улыбался. – Ты даже не представляешь ее силу, ее мощь, ее магию.

Сицилия ахнула: – Мэлисента.

– Правильно, княжна, Мэлисента. Скоро она станет моей королевой. Я вас отпущу вечером, а пока посидите здесь. Отдохните, выспитесь и подумайте о своем будущем, – Герард развернулся и направился к выходу, набрасывая капюшон себе на голову.

– Не трогай ее, – прорычал Питер, опять набрасываясь на прутья. – Не трогай ее!

– Поздно, мой друг, – Герард исчезал в темноте коридора, а Питер опять набросился на прутья решетки, пытаясь пробиться сквозь них.

***

Киих толкнул дверь в покои будущей королевы и замер. Мэл еще пару минут назад спящая в кровати на груди Хенола, набрасывала на плечи плащ, улыбаясь Хенолу, который пытался справиться с ее волосами, потом бросил эту затею и сделал косу, укладывая ее ей на грудь.

– Госпожа! – и замер, потому что девушка улыбнулась ему, чуть наклонив голову.

– Киих, и давно ты служишь ему?

Молодой человек сделал шаг вперед и опустил взгляд. Смотреть в пол было легче, чем сейчас врать. Он ведь ревновал ее. Ревновал ее к рабу застывшему у нее за спиной, рабу, которому она разрешила себя обнимать. Рабу, которого так и чешутся руки убить, потому что он дотрагивался до ее волос, а он Киих еще нет.

– Он меня спас, оживил, когда я уже умер. Не знаю что произошло, но я очнулся здесь, с песком на губах и я ему как бы должен быть за это благодарен.

– Ты не помнишь, как это произошло?

– Я ничего не помню из той жизни. Но может быть это и хорошо. Может быть, я был плохим человеком, – Киих остановился перед Мэл и все-таки оторвал взгляд от каменного пола. А Мэл наблюдала за ним. Ее Киих остался таким же сильным, черные глаза блестят на бронзовой коже, и в его взгляде обожание, любовь. Он еще и сам не понимает, но его тянет к ней.

– Скажи, у тебя есть татуировка розы на плече?

Секунда замешательства и Киих утвердительно кивает головой: – Есть, но причем…

Но Мэл уже развернулась к Хенолу и приказала: – Ты идешь со мной. Ты не игрушка, а мой страж, – потом повернулась к Кииху и продолжила. – Если я согласилась стать королевой этого мира, придется следовать правилам. Правда мое мира, потому мне маловато будет одного стража. Я прошу гордого Кииха Авина стать моим стражем, на время пребывания в этой почетной должности.

– Откуда вы знаете мое имя? – брови скрещены, губы тонкая линия, руки на груди. Вот таким увидела Кииха Мэл. Но он вызвал у нее лишь смех: – Я знаю о тебе все. Если захочешь узнать, как ты умер в том мире, приходи вечером расскажу, – а потом двинулась к двери, обходя застывшего Кииха. – А заодно расскажу, откуда у тебя на плече татуировка.

Клятва

Мэл шла по каменным переходам и удивлялась, вокруг так много стражи, вооруженные мужчины стоят у каждого перехода, почти у каждой двери, зато слуг мало, лишь иногда пробежит молодой слуга, исчезая за деревянными дверями, унося с собой запах жареного мяса. Каменные стены и хорошо укрепленные мостики, соединяющие между собой открытые площадки. Потолка как такового над ними нет, серое небо. Воздух чистый, не то, что внизу, даже у пророков чувствуется запах гнили, нечистот, перебивая остальные запахи. Здесь же чувствуется лишь запах приготовленной пищи.

– Киих, а кто-то пробовал выйти на поверхность? – девушка тронула молодого человека идущего перед ней за руку.

Киих остановился и взглянул на небо: – Зачем? Нет, если ты о том, чтобы вернуться туда, откуда мы пришли. Многих устраивает эта жизнь.

– А тебя?

Позади нее крякнул Хенол: – Устраивает?

– Видишь, кого-то все-таки не устраивает, – Мэл кивнула и присмотрелась к Кииху. Задумчив, смотрит не отрываясь от серого неба, сжал губы. О чем он думает?

– Выхода отсюда нет, – отрезал Киих, делая шаг вперед. – Идем, мы уже пришли, – и указал на узкий лаз между каменными стенами. – Нам туда.

– И что там?

– Сейчас увидишь, – и Киих исчез в темноте лаза. Мэл оглянулась на Хенола, а тот лишь кивнул и ободряюще улыбнулся. Он ее не вспомнил, но уже не считает ее врагом – уже хлеб.

Сделав ровно десять шагов, Мэл оказалась на открытой площадке, хорошо утоптанный глиняный пол, и между двух столбов был привязан Дазан. Его белоснежные волосы она узнает везде. Голый по пояс, распятый, как канат натянуты руки и ноги. Она видела лишь его спину и поднятую вверх голову. Будто он призывал всех богов в свидетели своей невиновности. А рядом поднимал руку с кнутом огромный детина. На его лице написано удовлетворение тем, что он вершит суд. Мэл не успела ахнуть, как кнут опустился на спину Дазна, рассекая кожу на спине, и все услышали ее крик. А палач уже поднимал руку, чтобы нанести второй удар.

– Нет, – и Мэл бросилась вперед, отталкивая Кииха и закрывая Дазана собой. Второй удар пришелся бы ровно на ее спину и ее не спас бы даже отороченный мехом плащ. Да, она его нашла в комнате так любезно ей предоставленной. Герард стоящий у стены резко взмахнул рукой, отбрасывая кнут и заодно палача и тут же бросился к девушке. Киих и Хенол бросились к Мэл, и были остановлены ее взглядом. О сколько там было чувств, от негодования, до презрения всем им словам и всем им поступкам. А Мэл развернулась и раскинув руки в стороны, защищая Дазана от всех сейчас стоящих перед ней мужчин, повернув голову к Герарду спросила: – Что он сделал?

А Герард сглотнул и выдохнул: – Ты же могла пострадать.

О как он испугался. Он не ожидал, что его солнце бросится закрывать своим телом виновника. Он просто не ожидал такого. Привыкший к слезам и истерикам, он впервые увидел совсем другой подход к тому, что должно было бросить ее в его объятия. И он не знал, как ему сейчас реагировать.

– И что? Это бы тебя остановило? – а Мэл негодовала дальше.

– Достаточно было просто приказать палачу, зачем бросилась под удар? – Герард перехватил ее за руку и дернув на себя, всмотрелся в фиалковые глаза. А Мэл продолжала: – Что он сделал такого, что ты решил его наказать? И вообще он мой, мой страж, мой слуга, и я должна его наказывать, не ты.

– Вот интересно, когда это он им стал? – Герард опешил. Она так прекрасно врала, врала, глядя ему в глаза. Хотя как говорят на Земле – ложь во спасение.